Проблемы безопасности Большого Ближнего Востока

Политическая ситуация на Ближнем и Среднем Востоке, характер режимов, сложившихся в государствах региона, их внешнеполитическая ориентация, а также социально-экономические процессы в этих странах вызывают повышенный интерес мирового сообщества. Такое внимание объясняется рядом факторов:

• прежде всего, стратегической значимостью региона для топливно-энергетического обеспечения мировой экономики за счет колоссального резерва углеводородных носителей;
• ролью государств региона как выгодного рынка капиталовложений, импорта продукции, в том числе военной, а также передовых технологий промышленно развитых стран;
• значением группы государств региона в качестве финансового донора США и Западной Европы (в западных банках только Саудовская Аравия, по экспертным оценкам, аккумулировала около 500 млрд. долл.^[1]);
• ролью и местом ислама в современном обществе, имеющем в последние годы особую значимость ввиду его политизации и возрастания самоидентификации мусульман в различных регионах мира, включая Россию;
• концептуальным подходом стран Ближнего и Среднего Востока к обеспечению национально-государственной безопасности, имеющим особую значимость в условиях современных глобальных угроз;
• нерешенностью одного из наиболее длительных и острых региональных конфликтов после Второй мировой войны — арабо-израильского;
• ситуацией в Ираке, близкой к гражданской войне, и ролью находящихся там коалиционных войск;
• наибольшей опасностью Ближнего и Среднего Востока по сосредоточению угроз ядерного оружия (ЯО) и последующим его распространением в других регионах мира;
• проблемой размещения в государствах региона крупнейших опорных баз международного терроризма.

Наиболее разработанными и широко представленными в российской и зарубежной прессе являются вопросы безопасности, связанные с иракской, ирано-иракской и арабо-израильской проблематикой. При этом трансформации, происходящие в других влиятельных региональных странах — Турции и Египте, а особенно государствах–членах Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ)^[2], остаются недостаточно изученными.

При этом один из острых вопросов безопасности, связанный с этими государствами — угроза ядерного распространения на Ближнем и Среднем Востоке — уже в обозримой перспективе может перерасти в глобальную проблему в силу множества причин.

Во-первых, Израиль не являющийся де-юре ядерным государством, обладает ядерным оружием (ЯО) де-факто.

Во-вторых, между многими мусульманскими государствами региона существуют конфликтные отношения, осложненные доходящими до силового противодействия внутригосударственными противоречиями между двумя основными ветвями ислама — суннитской и шиитской.

В-третьих, некоторые страны региона либо имели ядерные военные программы в прошлом (Ирак, Ливия), либо подозреваются в их развитии и в нарушении положений Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), в частности Иран.

В-четвертых, в регионе имеются ядерные объекты энергетического и научно-исследовательского характера, а также объекты ядерного топливного цикла.

Модели и сценарии ядерного распространения

В целом при рассмотрении проблемы ядерного распространения на Ближнем и Среднем Востоке, можно говорить о трех его моделях.

1. Латентное распространение, когда государство-участник ДНЯО, внешне выполняя его условия, тайно развивает военные ядерные программы, позволяющие приобрести научно-технические предпосылки для создания ЯО. В определенный момент оно может выйти из ДНЯО и даже провести ядерное испытание, став очередным де-факто ядерным государством. Сохранение членства в ДНЯО и продолжение легальных мирных ядерных программ с использованием внешних поставок объективно порождают научно-технические предпосылки для создания ЯО через опыт обращения с ядерными материалами и технологиями, экспертизу и более всего — через элементы полного топливного цикла (главным образом обогащение урана и сепарацию плутония). Государство, таким образом, получает возможность в достаточно краткие сроки (от одного года до нескольких лет) создать ЯО.

2. Распространение «первого уровня» (first-tier), когда материалы и/или технологии покупаются или похищаются у частных компаний, либо ядерные государства (признанные или непризнанные) помогают другим странам нелегально осуществлять программы по созданию ЯО и средств его доставки.

3. Распространение «второго уровня» (second-tier), когда государства с различными технологическими возможностями в ядерной области помогают друг другу в осуществлении упомянутых программ, восполняя отставание и пробелы в технологии.

Тесная взаимосвязь этих трех моделей позволяет сегодня говорить о высокой вероятности подрыва режима нераспространения  в случае провала международных усилий по их сдерживанию.

Существуют серьезные подозрения, что Исламская Республика Иран (ИРИ) идет по первому из указанных путей ядерного распространения.

В настоящее время Иран сфокусирован на обогащении урана, т.е. на первом этапе топливного цикла. От решения иранской ядерной проблемы зависит будущее ДНЯО, его адаптация к новым вызовам и угрозам, что позволит развивать мирную ядерную деятельность, исключающую ее переориентацию на военные программы. Таким образом, система, которая гарантировала бы Ирану все необходимые услуги ядерного топливного цикла при выполнении им всех обязательств по выполнению режима нераспространения (в случае, если Иран будет считать это соответствующим его национальным интересам) станет новым подходом к развитию мирных ядерных технологий на планете при соблюдении режима нераспространения. Проблема Ирана — чрезвычайно трудный пример для тестирования, но в случае успеха он принесет максимальную выгоду будущему ядерной энергетики. Однако вероятность такого успеха уменьшается день ото дня.

Перспективы ядерного распространения в регионе Ближнего и Среднего Востока целесообразно рассматривать в контексте двух наиболее вероятных в будущем сценариев.

Первый сценарий. Израиль остается де-факто ядерным государством, Иран осуществляет программу развития ядерной энергетики, сохраняя членство в ДНЯО и выполняя все свои международные обязательства.

В этом случае можно предположить, что ядерная политика других стран региона (Египта, Алжира, Сирии, Ливии, Саудовской Аравии) не претерпит существенных изменений. Возможно относительное усиление интереса к ядерной энергии, но под полным контролем МАГАТЭ. Весьма вероятен рост критических выступлений представителей этих стран в адрес официальных ядерных держав, Израиля, Группы ядерных поставщиков и МАГАТЭ, связанных с невыполнением «ядерной пятеркой» обязательств в области ядерного разоружения по статье VI ДНЯО, дискриминационным подходом к мирному ядерному экспорту, отказом от предоставления доступа к мирной ядерной технологии, гарантированного Договором, и др. Однако качественного изменения отношения этих стран к вопросу приобщения к «ядерному клубу», вероятно, не произойдет.

Второй сценарий. Ядерная дестабилизация региона, связанная, в первую очередь, с силовыми действиями США (возможно, в коалиции с другими западными странами) и/или Израиля против Ирана или какой-либо другой исламской страны, а также с дальнейшими шагами Ирана к обладанию ЯО.

При таком развитии событий следует ожидать роста интереса к повышению научно-технических возможностей названных стран по созданию ЯО. Поскольку в одиночку добиться этого им будет чрезвычайно трудно, возможно объединение усилий в ядерной области, организация официального (или секретного) сотрудничества с целью совместного создания ключевых звеньев ядерного топливного цикла или покупки достаточного количества оружейных ядерных материалов. Нельзя исключить вероятность того, что Саудовская Аравия (возможно, вместе с Пакистаном) могли бы способствовать развитию ядерных возможностей других стран группы, предоставив им финансовые средства и технологии.

При этом неизбежно возникнет проблема обладания ядерными зарядами и контроля над ними между участниками группы, которую трудно решить ввиду характера нынешних режимов региона и отношений между ними.

Особое внимание, направленное на предупреждение дальнейшего ядерного распространения, должно быть уделено уже сегодня наиболее влиятельным государствам региона — Египту и Саудовской Аравии.

Ядерная история и перспективы Египта

В 1954 г. Египет первым из арабских государств начал осуществлять программу ядерных исследований. В 1961 г. в построенном с помощью США научно-исследовательском атомном центре в Инчасе, в 40 км от Каира, в дельте Нила, президент Египта Гамаль Абдель Насер открыл двухмегаваттный ядерный реактор, запущенный при техническом содействии СССР. Реактор работал на обогащенном до 10% урановом топливе до 1980 г., потом был остановлен на модернизацию и вновь запущен в 1990 г. СССР контролировал расход топлива, используемого этим небольшим исследовательским реактором, который в любом случае не мог использоваться для создания существенного количества оружейного материала.

Имеются сведения, что в 1965 и 1967 гг. Египет обращался к СССР и Китаю соответственно с просьбой о продаже ядерного оружия, но получил отказ.^[3]

После поражения страны в войне с Израилем в 1967 г. и последовавшего за этим политического и экономического кризиса египетская ядерная программа была приостановлена. В 1968 г. Египет подписал ДНЯО, однако парламент страны отказался его ратифицировать, возможно, из-за просочившейся информации о военной направленности ядерной программы Израиля. Вполне вероятно, Каир подписал Договор в надежде, что Израиль последует его примеру, однако этого не произошло.

Статус военных ядерных исследований на данном этапе не был определен, ассигнования были резко сокращены. Некоторые египетские ядерные эксперты эмигрировали в Канаду, другие начали работать над иракской ядерной программой. Однако работы по развитию ядерных технологий (включая обогащение урана для последующего использования в качестве топлива атомных электростанций), продолжались.

После отказа Китая в ядерном сотрудничестве Каир пытался сотрудничать с Индией, вероятно, в надежде получения доступа к чувствительным ядерным технологиям. В 1970 г. было подписано Соглашение о ядерном сотрудничестве, предполагающее совместные индо-египетские исследования в производстве тяжелой воды, ядерного топлива и геологоразведочных работ. Однако, получив в 1974 г. предложение о двустороннем ядерном сотрудничестве от США, Египет охладел к совместным с Индией проектам. Вероятно, возможность получения свободного доступа к чувствительным, связанным с созданием ЯО технологиям при содействии Соединенных Штатов представлялась существенно более выгодной по сравнению с сотрудничеством в ядерной сфере с СССР, Китаем и Индией, ясно выразившим свою заинтересованность в гарантиях, обеспечивающих невозможность использования ядерного топлива в целях создания ЯО.

В 1975 г. Соединенные Штаты пообещали Египту содействовать в осуществлении программы, предусматривающей строительство 8 атомных станций (АЭС). Соглашение о гарантиях было подписано Соединенными Штатами, МАГАТЭ и Египтом. Однако в конце 1970-х США в одностороннем порядке пересмотрели эти договоренности и выдвинули новые условия, которые не были приняты египетским правительством. Эти условия включали ограничения на обеспечение полного топлива ядерного цикла, а также жесткий контроль над топливом, используемым ядерными реакторами, и обязывали Каир к соответствующей строгой отчетности. Крайнее недовольство Египта выдвинутыми требованиями было отмечено в отчете Джастина Фокса, официального представителя Австралии по вопросам ядерного нераспространения и экспортного контроля: «Имеют место серьезные возражения против невозможности переработки и использования поставляемого американцами ядерного материала без согласия самих Соединенных Штатов. Г-н Джастин Фокс столкнулся с такой позицией во время обсуждений проблем нераспространения с представителями развивающихся стран, таких как Египет… в Вене и Нью-Йорке… (Ограничения на переработку и использование ядерного топлива расцениваются как вмешательство в национальные энергетические программы)».^[4] Вероятно, еще одним важным аспектом прекращения американо-египетского ядерного сотрудничества стало нежелание Египта ратифицировать ДНЯО.

В результате Каир принял решение ратифицировать Договор, чтобы иметь возможность развивать программу мирной ядерной энергетики. После этого в 1981 г. президент Египта Анвар Садат объявил о планах строительства двух АЭС на средиземноморском побережье с помощью нескольких стран Запада. Но впоследствии эти планы были отложены по ряду причин. Во-первых, в СМИ просочились сведения о планах Египта получить китайский ядерный реактор, мощность которого оценивалась от 300 до 600 МВт, что давало бы возможность производить оружейный уран для четырех ядерных боеголовок в месяц^[5]. Во-вторых, обсуждалась возможность совместных ядерных исследований Египта с Сирией и Саудовской Аравией. Кроме того, программа была приостановлена из-за убийства египетского президента исламскими экстремистами.

Президент Хосни Мубарак, возглавивший Египет после убийства Анвара Садата, продолжил политику своего предшественника. За последние два десятилетия Египет смог создать развитую ядерную инфраструктуру и начать промышленную разработку имеющихся у него месторождений урана.

В 1990 году Израиль заявил, что Египет проводит ядерные исследования, сотрудничая с Ираком, Пакистаном и Аргентиной. Позднее Аргентина подтвердила, что ведет переговоры о поставках Египту реактора, который отвечает всем международным стандартам в области безопасности. Контракт был заключен в 1992 г., и в 1998 г.Египет ввел в строй второй научно-исследовательский атомный реактор (после реконструкции реактор заработал вновь в июле 2005 г.). Министерство энергетики и электричества Египта сообщило, что 22-мегаваттный реактор аргентинского производства будет использоваться в научно-исследовательских целях в промышленности, сельском хозяйстве и медицине. Отмечалось, что одна из германских компаний также будет использовать реактор для полировки и огранки алмазов и драгоценных камней. В заявлении также подчеркивалось, что атомный реактор полностью отвечает международным стандартам безопасности, и Египет соблюдает все подписанные им международные соглашения с целью мирного использования атома.

Таким образом, в настоящее время Египет имеет два исследовательских реактора, находящихся под гарантиями МАГАТЭ. Действуют двусторонние соглашения с США, Германией, РФ, Индией, Китаем и Аргентиной в области использования атомной энергии в мирных целях, а также соглашения с Великобританией и Индией, предусматривающие помощь в обучении национальных кадров для научных исследований и работы на атомных предприятиях страны.

Скорее всего, у государства пока нет возможности производить оружейные ядерные материалы, хотя в 1998 г. было заявлено, что Каир создаст или приобретет ядерное оружие, если в нем возникнет политическая и военная необходимость.^[6] В 2004–05 гг. открытые источники сообщали, что эксперты МАГАТЭ, проведя соответствующее расследование, сделали вывод о весьма вероятном осуществлении в Египте НИОКР, целью которых могло быть получение знаний, необходимых при реализации программы создания ЯО. Была опубликована информация, что Египет секретно сотрудничал с Ливией в этом вопросе. Каир отверг обвинения, однако инспекторы МАГАТЭ обнаружили множество нарушений, в том числе нашли запасы плутония на одном из египетских ядерных объектов. Ранее высокопоставленные представители Египта неоднократно заявляли, что наличие у Израиля ядерного оружия является достаточной причиной, чтобы арабские государства создали свои атомные бомбы. «Отец» пакистанской атомной бомбы ученый-ядерщик доктор Абдул Кадер Хан, уличенный в предоставлении военных технологий Ирану, Ливии и Северной Корее, поддерживал тесные контакты и с Египтом. Египет со своей стороны тоже имеет давние связи с КНДР — они совместно реализовывали программы строительства баллистических ракет. В 2002 г. Египет заключил соглашение о сотрудничестве в ядерной сфере с Китаем, который помогает в разработке египетских урановых месторождений.

Египет имеет высокоразвитую программу ракетных вооружений, вторую на Ближнем Востоке после Израиля. Серьезная работа над ракетной программой началась в Египте в 1960-е гг. При содействии Западной Германии Египет разрабатывал три ракетные системы: «Аль-Зафар» (дальность 375 км), «Аль-Каир» (дальность 600 км) и «Аль-Рэйд» (дальность 1000 км). Данная программа была свернута по причине прекращения помощи со стороны ФРГ. В 1980-е гг. Египет совместно с Ираком и Аргентиной начал разработку твердотопливной ракеты малой дальности, известной в Аргентине как «Кондор-2», а в Ираке как «Бадр-2000» (египетское обозначение неизвестно). В 1989 г. Каир завершил сотрудничество с Багдадом, но, по сообщениям ряда источников, работа над ракетой продолжается.

По некоторым сообщениям, с помощью Северной Кореи модифицируются ракетные системы «Скад» (Scud-B и Scud-C) (дальность 450 км, полезная нагрузка 985 кг) с целью увеличения дальности их полета.^[7] При содействии Франции Египет производит и разворачивает системы Sakr-80 для замены стареющих ракет «Фрог». По имеющимся данным, в 2001 г. Египет подписал соглашение с КНДР о покупке ракетной системы «Нодонг» с дальностью 1000 км. Хотя Египет не является участником международного режима за ракетными технологиями (РКРТ), а его ракетные технологии развиваются относительно быстро, он не рассматривается в качестве опасного распространителя этого вида вооружений на текущем этапе.

Несмотря на то, что некоторыми экспертами высказываются опасения относительно совместных исследований по созданию ЯО, проводящихся Египтом, Сирией и Саудовской Аравией, более вероятно, что Египет в настоящее время сосредоточен, скорее, на увеличении обычных вооружений, а также химических и, возможно, биологических средств, чем на развитии ядерного оружия.

Лишь незначительное число открытых источников содержит ограниченную информацию о наличии в Египте программы по созданию биологического оружия. 6 декабря 1928 г. Египет присоединился к Женевскому протоколу, а 10 апреля 1972 г. — к Конвенции о запрещении бактериологического (биологического) и токсинного оружия. По оценкам большинства экспертов, несмотря на сильную техническую базу в прикладной микробиологии, в настоящее время Египет не обладает необходимой инфраструктурой для разработки и создания биологического оружия. Более того, в открытых источниках отсутствуют подтвержденные данные о ведении организованной исследовательской деятельности в области биологического оружия. Тем не менее, Израиль высказывал предположения о проведении в Египте исследований с целью получения бактерий сибирской язвы и чумы, ботулинического токсина и вируса лихорадки Рифт-Валли для применения в военных целях. Правительство Египта решительно отвергает подобные обвинения.^[8]

Открытые источники располагают также определенной информацией, касающейся программ Египта по производству химического оружия. Есть подозрения (они существовали и в прошлом), что Египет обладает химическим оружием.

Египет — одна из немногих стран, имеющих опыт применения химического оружия в ходе военных действий. Существуют веские доказательства того, что египетские вооруженные силы применяли бомбы и артиллерийские снаряды, наполненные фосгеном и горчичным газом, против войск роялистов и мирного населения в Северном Йемене во время гражданской войны в Йемене (1963-67 гг.).

Предполагают, что Египет унаследовал запасы фосгена и горчичного газа, оставленные британскими войсками после окончания оккупации страны в 1954 г. Вероятно также, что в 1960-е гг. и начале 1970-х гг. Советский Союз оказывал содействие Египту в разработке оборонительных, а, возможно и наступательных программ в области химоружия.^[9] Имеются неподтвержденные подозрения, что с начала 1960-х гг. Египет увеличил свой потенциал химического оружия, включив в него производство психоактивных средств и веществ нервно-паралитического действия.^[10] Начиная с 1980-х гг. содействие Египту в области оборонительных программ по химическому оружию оказывают Соединенные Штаты.

Египет, таким образом, обладает мощным потенциалом оборонительных программ по химическому оружию, и производит индивидуальное защитное снаряжение и дегазационное оборудование для внутренних нужд и на экспорт. Государство располагает достаточно развитой инфраструктурой, позволяющей начать производство химического оружия и ракетных систем его доставки в случае принятия правительством соответствующего решения.

По мнению американских ученых, Египет был задействован, по крайней мере, в двух случаях распространения химического оружия. В первом — бомбы и артиллерийские снаряды, начиненные боевыми химическими отравляющими веществами, были предоставлены Сирии перед началом арабско-израильской войны 1973 г. Во втором — через Египет осуществлялись поставки прекурсоров химических веществ для иракской программы по химическому оружию в 1980-е гг.^[11]

Египет и в настоящее время поддерживает торговые отношения с Сирией и, возможно, поставляет ей некоторые химические вещества, способствуя, таким образом, развитию программы по химическому оружию Сирии.

Несмотря на предположения о существовании египетской наступательной программы по химическому оружию, страна продолжает импортировать материалы и оборудование, необходимые для своей химической промышленности. Египет остается одним из немногих государств, отказывающихся подписать Конвенцию о запрещении химического оружия. Он не подвергается военным или экономическим санкциям, однако попадает под ограничения, предусмотренные Конвенцией по отношению к странам, не присоединившимся к ней. При этом Каир публично отрицает разработку, приобретение и производство ОМУ, активно содействует созданию зоны, свободной от оружия массового уничтожения на Ближнем Востоке, и является самым яростным критиком израильской ядерной программы, мотивируя свой отказ подписать Конвенцию о запрещении химического оружия неучастием Израиля в ДНЯО.

Учитывая широкое сотрудничество с США, чья ежегодная помощь Египту достигает 2 млрд. долларов, можно предполагать, что тесные связи и поддержка Соединенных Штатов являются сегодня сдерживающим фактором усилий Египта, направленных на обладание ядерными вооружениями. Однако значительно труднее в настоящее время прогнозировать, насколько длительным будет влияние этого фактора и не «перевесят» ли его другие, продиктованные стремлением обеспечить собственную безопасность.

Саудовская Аравия и проблемы ядерного распространения

Королевство Саудовская Аравия(КСА) обладает наиболее мощными на Большом Ближнем Востоке баллистическими ракетами. В 1998 г. Китай продал КСА партию ракет DF-3 «CSS-2» с дальностью до 2700 км,^[12] что достаточно для достижения территории любого государства региона, а также некоторых стран СНГ, включая Россию.

Космические снимки района Аль-Сулайиль к югу от Эр-Рияда свидетельствуют о наличии там секретного подземного города и десятков пусковых шахт для ракет.^[13]

В последнее время международные эксперты все больше говорят о пересмотре военной стратегии Саудовской Аравии, включая возможность приобретения ЯО.

Тот факт, что Саудовская Аравия в принципе не исключает для себя возможности приступить к реализации ядерной программы, является очень тревожным симптомом, тем более, что такой шаг можно логично связать с рядом факторов: охлаждение отношений Эр-Рияда с Вашингтоном после событий 11 сентября 2001 г. (15 из 19 террористов оказались гражданами КСА, и в начале 2003 г. США вывели из Саудовской Аравии значительную часть своего военного контингента, обеспечивавшего ее защиту); иранская ядерная программа (при этом важно иметь в виду, что Иран является в основном шиитским государством, а КСА — суннитским ваххабистским); высокая вероятность военной операции США против Ирана; а также ядерный потенциал Израиля (около 200 ядерных боезарядов).

Кроме того, существуют подозрения относительно договоренности Саудовской Аравии с Пакистаном^[14] в формате «нефть в обмен на ядерные технологии». Сообщалось, что в октябре 2003 г. наследный принц Саудовской Аравии Абдалла бен Абдель Азиз, фактический правитель страны, во время визита в Исламабад заключил с Пакистаном сделку по приобретению ядерного оружия в обмен на саудовскую нефть. Приобретенными пакистанскими ядерными боеголовками намеревались оснастить саудовские ракеты.^[15] В ходе частных переговоров наследный принц Саудовской Аравии и президент Пакистана Первез Мушарраф обсудили возможность переброски в КСА пакистанских солдат для защиты его границ.^[16]

В марте 2006 г. западные СМИ, ссылаясь на данные американской, немецкой и израильской разведок, сообщали о том, что пакистанские эксперты тайно помогают развивать ядерную программу Саудовской Аравии: ученые из Пакистана в последние годы отправляются в КСА под видом паломников в Мекку. По данным эксперта германских спецслужб Удо Ульфкотте, между октябрем 2004 г. и январем 2005 г. некоторые из них «исчезали» из своих отелей на период до трех недель.^[17] Саудовская Аравия в свою очередь помогала Пакистану в финансировании его ядерной программы, а Исламабад предоставил возможность ее специалистам работать в ядерных центрах Пакистана еще с середины 1990-х гг.^[18]

И Пакистан, и Саудовская Аравия категорически опровергли факты заключения подобной сделки. Официальный представитель саудовской стороны заявил, что эта история «не заслуживает даже того, чтобы ее отрицать», пресс-секретарь пакистанского посольства в США отметил, что в этой истории «нет ни крупицы правды… Приверженность Пакистана нераспространению (оружия массового поражения), включая ядерное оружие, технологии, материалы и так далее, не подвергается сомнению».^[19]

Однако «достоверный» источник агентства UPI в Пакистане заявлял тогда: «Пакистан и Саудовская Аравия полагают, что мир постепенно отходит от идеи нераспространения ядерного оружия… Конечно, эти обвинения будут с гневом отвергнуты обеими сторонами, но грядущие события подтвердят, что Пакистан действительно согласился снабдить Саудовскую Аравию ядерными технологиями».^[20]

Интересно, что американские чиновники не придали серьезного значения этим сообщениям: «Мы слышали обвинения, но не располагаем какой-либо информацией в подтверждение заявлений, которые выглядят скорее как отрывочные предположения, — заявил сотрудник госдепартамента США Адам Эрели. — Мы уверены, что Пакистан четко понимает нашу озабоченность по поводу распространения ядерных технологий. Мы также хотели бы указать, что Саудовская Аравия — это страна, подписавшая Договор о нераспространении, то есть она дала согласие на отказ от попыток получить ядерное оружие».^[21] Дэвид Олбрайт, бывший инспектор ООН и президент Института науки и международной безопасности, также скептически относится к мысли о том, что Саудовская Аравия и Пакистан действительно могли подписать такой договор, так как им есть чего опасаться. «Мы знаем, что саудовские чиновники рассматривают различные варианты и подают определенные сигналы, однако реализация этих планов вызовет гнев американцев в отношении пакистанцев и будет иметь серьезные негативные последствия для саудовской безопасности», — заявил Олбрайт.^[22]

Хотя до сих пор нет полной ясности в том, существовало ли вообще такое соглашение, получило ли и получит ли КСА в обмен на дешевую нефть ядерные технологии или готовую ядерную бомбу, а также существует ли возможность размещения пакистанского ЯО на территории Саудовской Аравии, но сам этот вопрос обостряет дискуссию об опасности повышения вероятности ядерного распространения на Ближнем и Среднем Востоке. Заключение такой сделки угрожает существенным изменением баланса сил в регионе и является нарушением обязательств Саудовской Аравии по ДНЯО. Это также противоречит обещанию держать ядерный арсенал Пакистана под контролем, которое президент страны П.Мушарраф дал Вашингтону. Однако необходимо учитывать и то, что распространению информации о таком ядерном сотрудничестве содействовали тесные многолетние связи двух стран (в то время как Пакистан испытывал и расширял свой ядерный арсенал); в прессе сообщалось о финансировании Саудовской Аравией пакистанских закупок ядерных технологий у Китая и других стран, а также о посещении представителей оборонного ведомства КСА пакистанского завода по обогащению урана и производству ракет в Кахуте и об их встрече с Абдулом Кадером Ханом в 1999 г. Кроме того, общность интересов Пакистана и КСА выражается не только в отношении к Ирану и Израилю, но и в обеспокоенности укреплением военных связей между Израилем и Индией.

Вероятно, Эр-Рияд может рассматривать три возможных стратегических варианта:

• приобретение ядерного оружия в качестве средства сдерживания;
• сохранение старых альянсов или заключение новых с существующими ядерными державами, которые могут обеспечить необходимую защиту;
• попытка достичь региональной договоренности по Ближнему Востоку, свободному от ядерного оружия.^[23]

Пока неизвестно, приняла ли Саудовская Аравия решение остановиться на каком-то из этих вариантов. Большинство специалистов из разных стран сходятся во мнении, что Саудовская Аравия вряд ли будет пытаться самостоятельно создать атомную бомбу и отдаст предпочтение покупке ЯО, т.е. пойдет по «второму» или «третьему» пути ядерного распространения. При этом, вероятно, ей придется столкнуться с проблемами, общими для всех государств, стремящихся к обладанию ОМУ (в том числе ядерным) и рассматривающих такие вооружения как одно из средств, облегчающих выполнение соответствующих политических задач. Это связано, как правило, с отсутствием уверенности в своей безопасности. К числу факторов, стимулирующих распространение ЯО в странах «третьего мира» и придающих этому типу оружия особое политическое значение, относятся региональная нестабильность с одной стороны, стремление к региональной или субрегиональной гегемонии, с другой.

Роль ядерного фактора на Большом Ближнем Востоке

После военных действий в Ираке число региональных политиков, считающих ЯО едва ли не единственной гарантией против иностранного вмешательства, постоянно растет. Они полагают, что обладание таким оружием может оказаться предметом выгодного дипломатического торга. Фундаментальную для прогнозирования проблему трансформации роли ядерного фактора в странах ССАГПЗ целесообразно рассматривать в контексте общей многоуровневой проблемы безопасности на Ближнем и Среднем Востоке.

В качестве первого уровня можно представить отношения между странами–членами ССАГПЗ. Второй уровень, охватывая первый, включает Египет, Судан, Израиль, Иорданию, Ирак, Сирию, Ливан, Йемен, Кипр, Турцию. Третий уровень (или пояс) безопасности может быть представлен отношениями всех вышеназванных государств и расширен за счет Ирана и Афганистана. Внешний же уровень определяется отношениями с внерегиональными глобальными силами.

При анализе состояния системы безопасности на Ближнем и Среднем Востоке важно иметь в виду, что до 1991 г. существовала биполярная структура международных отношений. Малые страны в целом адаптировались к этой системе, оставлявшей возможности для маневрирования между полюсами, хотя в каждом конкретном случае маневр был ограничен соответствующим набором факторов. При этом риски были более прогнозируемыми. В настоящее время при наличии многовариантности они просчитываются труднее.

Рассмотрение противоречий в рамках первого уровня выбранной модели безопасности, образуемого шестью монархиями Персидского залива, показывает, что на протяжении последних трех десятилетий XX в. они носили, в основном, подспудный характер, не принимая форм открытых конфликтов. Имея однотипные режимы с правящими семейными династиями, схожие социальные структуры, преследуя общие цели на субрегиональном уровне, отстаивая совместные интересы на нефтяном рынке, эти государства достаточно плотно взаимодействовали между собой. Под воздействием конкретных причин степень напряженности между аравийскими монархиями иногда возрастала. Тем не менее, ситуация не выходила из-под контроля и не принимала характера открытой военно-политической конфронтации. Все арабские монархии Залива вынуждены были считаться с мнением  «старшего брата» —  Саудовской Аравии, которая прибегала в случае необходимости к соответствующему нажиму, чтобы воспрепятствовать расколу.

Влияние Израиля, Турции, Египта и Сирии на безопасность Персидского залива носило скорее опосредованный, а не прямой характер. Оно оказывалось путем участия этих стран в формировании военно-политической обстановки на Ближнем Востоке, причастности государств Залива к арабо-израильской конфронтации и мирному процессу, традиционного арабо-турецкого соперничества, заинтересованности Израиля в ослаблении Ирака, Ирана и Саудовской Аравии, поддерживающих арабские государства. Египет и Сирия стремились обозначить свое присутствие в Персидском заливе прежде всего в расчете на получение займов и кредитов от нефтяных монархий, поэтому спектр их действий в этом регионе был более ограниченным.

Ирано-иракский фактор, охватывающий также и третий уровень проблемы безопасности, до 2003 г. представлял наибольшую опасность для стран ССАГПЗ, т. к. и Иран, и Ирак претендовали на господствующую роль в зоне Персидского залива. Причем, если КСА ограничивало свои внешнеполитические амбиции пятью соседними монархиями, то Ирак вынашивал идеи распространения своего контроля на всю арабскую часть Залива, (в том числе и на Саудовскую Аравию), что на практике вело к дистанцированию всех режимов ССАГПЗ от радикалистского Багдада.

Однако особую опасность для своего суверенитета, независимости и территориальной целостности  страны «аравийской шестерки» усматривали в Иране, который претендовал на безусловное доминирование в субрегионе, подкрепляя свои притязания наращиванием военной машины, самой мощной в период шахского правления не только в зоне Персидского залива, но и в смежных районах. Военно-техническое ослабление ИРИ в период исламской революции не уменьшило градус ее внешнеполитических притязаний, а лишь придало им идеологическое обоснование. В условиях нараставшей иранской угрозы проблема безопасности выдвинулась для стран ССАГПЗ на первое место.

Ведущие промышленно развитые страны, составляющие внешний ярус рассматриваемой модели безопасности, стратегически связаны с Персидским заливом — важным источником обеспечения их углеводородным топливно-энергетическим сырьем. В рамках существовавшего биполярного мира Запад и СССР отстаивали экономические и военно-политические рубежи в этом регионе, но не сумели удержать позиции в Ираке, Иране и Афганистане. Западные страны сделали ставку на арабские монархии, которые до сих пор остаются в сфере их влияния.

В рамках современной однополярной системы международных отношений задача обеспечения безопасности на Ближнем и Среднем Востоке ставится иначе.

Несмотря на меньшую по сравнению с биполярной системой устойчивость, монополярная структура международных отношений, особенно на длительном временном отрезке, может оказаться временно предпочтительной для малых государств, которые могут примкнуть к супердержаве для того, чтобы оградить себя от вполне реальной внешней угрозы. Таким образом, однополярность может быть тактически полезной для некоторых стран в определенных условиях. Подобная ситуация сложилась в Персидском заливе с 90-х гг. прошлого столетия, когда потенциальная иранская угроза и иракская агрессия еще более приблизили страны ССАГПЗ к США и другим западным государствам. Однако резонно предположить, что по мере устранения указанных источников опасности или же их ослабления, а также в случае возникновения или усиления новых вызовов и угроз заинтересованность арабских монархий Залива, и в первую очередь Саудовской Аравии, в американском «зонтике» может уменьшаться и, следовательно, может возрастать их неудовлетворенность монополярностью, создающей препятствия для реализации их собственных интересов.

Таким образом, учитывая, что ЯО продолжает играть определенную и немаловажную роль в региональных балансах сил, можно выделить факторы, стимулирующие процессы его распространения.

1. Несоответствие между фактической ролью государства и ролью, на которую оно претендует в регионе. В этом случае стремление к обладанию ЯО выглядит, как желание обрести необходимый престиж, но на деле является стремлением обеспечить военно-технические условия для формирования собственной сферы влияния в пределах того или иного региона.

2. Ощущение стратегической уязвимости перед лицом более сильных соседей или более мощного высокоразвитого государства, вызывающее стремление в кратчайшие сроки получить ЯО, которое, если и не обеспечит выполнение «наступательных» задач, то, как минимум, застрахует страну от полного поражения и гарантирует интернационализацию конфликта в кризисной ситуации.

3. Стремление регионального центра силы обеспечить свою гегемонию путем отсечения возможностей других стран региона эффективно использовать союзнические связи с внерегиональными силами для противодействия этой гегемонии.

Теоретически можно предполагать, что при определенном развитии международной ситуации вероятно повышение интереса Саудовской Аравии к обладанию ядерными вооружениями в силу каждого из этих факторов.

Первого — в случае желания КСА обрести лидирующие позиции на территории Ближнего Востока при ослаблении не только Ирака, но и Ирана (что вероятно, например, после военных действий против последнего).

Второго — при ощущении Саудовской Аравией реальной опасности, исходящей от ядерного Израиля, Ирана (в случае создания им ядерных вооружений), или даже США.

При стремлении КСА обеспечить свою гегемонию на Ближнем Востоке в случае независимости Ирака под руководством шиитского правительства после вывода коалиционных войск и при определенных обстоятельствах могут возникнуть отношения сотрудничества КСА с шиитским Ираном, в том числе в военно-стратегической области. Тогда третий фактор может рассматриваться в качестве стимулирующего процесс распространения ЯО в Саудовской Аравии.

Что касается Египта, то, вероятно, в перспективе ближайших десятилетий можно теоретически предположить влияние только второго из вышеназванных факторов как стимула для обладания ядерными вооружениями в случае ощущения реальной уязвимости перед лицом Израиля.

В целом можно отметить, что при определенных условиях в отношении и Египта, и Саудовской Аравии могут прогнозироваться и соответствующим образом оцениваться несколько уже существующих в разных регионах подходов к обладанию ядерными вооружениями:

1) ЯО как средство сдерживания для обеспечения военно-политического выживания государства;

2) ЯО как средство сдерживания регионального или глобального противника, обладающего ОМУ;

3) ЯО как средство сдерживания превосходства в обычных вооружениях;

4) ЯО как средство достижения политической гегемонии на уровне региона;

5) ЯО как средство для выгодного дипломатического торга, а также как предмет национальной и конфессиональной гордости.

При этом существуют некоторые принципы распространения, которые остались неизменными с первого дня ядерной эры до сегодняшнего дня. Это так называемые «аксиомы» ядерного распространения:

• в современных условиях любое государство, политическое руководство которого приняло решение обладать ядерными вооружениями, в принципе может достичь этой цели, затратив на это необходимые и достаточные временные и другие ресурсы;
• чем больше стран обладает ядерным оружием, тем выше вероятность его применения;
• появление любого нового ядерного государства неизбежно приводит к появлению одного или более стран, заинтересованных в обладании ЯО, а, следовательно, ведет к росту вероятности дальнейшего ядерного распространения;
• существуют внешние силы, способные противодействовать процессу распространения или замедлять его с использованием различных механизмов (в первую очередь, снижая потребность и заинтересованность в ЯО).

Исходя их вышесказанного, Азия становится самым опасным ядерным континентом на Земле. Здесь расположены пять из восьми ядерных государств мира — Россия, Китай, Израиль, Индия и Пакистан, а также пороговые страны — Северная Корея и Иран, существенно дестабилизирующие систему международных отношений в последнее десятилетие. Кроме того, сегодня есть все основания всерьез рассматривать возможность расползания ядерных вооружений на территорию Японии, Южной Кореи, Египта, Саудовской Аравии и т.д.

Ядерное оружие по-прежнему рассматривается как сдерживающий аргумент, и некоторые страны, не говоря уж о террористических группах, пытаются обзавестись им. Поэтому по самым худшим прогнозам планета стоит на пороге ядерной катастрофы, так как еще 35-40 стран могут создать атомную бомбу в обозримой перспективе, и в первую очередь это будут государства азиатского континента.

Можно ли предотвратить этот сценарий? Можно ли сегодня управлять процессом распространения?

То, что мы в настоящее время наблюдаем в Азии, является результатом тенденций, возникших еще на заре ядерной эры. Можно говорить о молчаливом согласии мирового сообщества с существованием ядерного Израиля, Индии и Пакистана. Кроме того, в условиях высокой напряженности в регионе Северо-Восточной Азии и Большого Ближнего Востока желание политического руководства КНДР и Ирана не отказываться от рассмотрения ядерного выбора в военной сфере уже давно был вполне предсказуемым. При этом необходимо признать, что все пять официальных ядерных держав и другие высокоразвитые государства сыграли в свое время фактически поддерживающую роль на пути всех этих азиатских стран к такому выбору. Сегодня подобную роль играют новые ядерные страны.

Спрос на ЯО создал соответствующий рынок предложений. Этот спрос был и будет обусловлен опасениями и целями в сфере безопасности, а также противоречиями исторического и культурного характера. До конца XX века предложения, соответствующие спросу, были продиктованы политическими целями и амбициями и требовали серьезных финансовых вложений от тех, кто прямо или косвенно помогал в создании ракетно-ядерного оружия. На современном этапе ядерные предложения все в большей степени связаны с получением материальной прибыли от продажи соответствующих идей, вооружений и технологий, т.е., как и другие жизненно важные сферы, они все больше соответствуют законам рыночной экономики и глобализации, что вполне логично, а значит, тоже было предсказуемо.

Таким образом, несмотря на растущую нестабильность, ядерное распространение остается четко определенной и управляемой проблемой. Дальнейшее расширение ядерного клуба можно предотвратить или затянуть до тех пор, пока другие политические тенденции не снизят спрос на ЯО. Ядерное распространение было и остается медленным процессом, что дает официальным ядерным державам, а в первую очередь, США и России, время на снижение такого спроса. Военные ядерные программы можно остановить или приостановить дипломатическими средствами, а также за счет международных усилий по ограничению передачи соответствующих технологий. В прошлом подобные усилия позволили ослабить интерес к созданию ЯО в Аргентине, Бразилии, Ливии и т.д. В целом число стран, которые, начиная с 1960-х гг., отказались от ядерных вооружений, превышает число стран, ставших за это время ядерными. Следовательно, традиционные средства нераспространения могут быть вполне эффективными и сегодня. А с учетом новых тенденций список нераспространенческих возможностей может быть расширен.

Глубокое понимание причин, определяющих стремление той или иной страны иметь ЯО, чрезвычайно важно, чтобы добиться снижения спроса на него. Самые общие мотивы ядерного выбора хорошо известны. Обобщая то, о чем говорилось выше, их можно разделить на три основные категории: наступательные, оборонительные и невоенные. Если государство преследует оборонительные цели, то, как показывает прошлый опыт, эффективны такие средства, как гарантии безопасности, обычные вооружения и дипломатические механизмы разрешения конфликтных вопросов. Выбор действий в двух других случаях значительно труднее. При этом самым сложным, вероятно, является вариант невоенных мотивов обладания ЯО. Заставить изменить ядерную политику в таком случае очень нелегко. Поэтому необходимы новые нетрадиционные научные подходы при решении проблем распространения. Эти подходы должны основываться на использовании самых современных междисциплинарных исследований. И в настоящее время это под силу только высокоразвитым странам.

По сообщениям американской печати, осенью 2006 г. Национальный разведывательный совет (НРС) США заказал исследование по изучению последствий разработки Ираном ядерного оружия. Анализ направлен на выяснение вероятности того, подтолкнет ли ядерный Иран к проведению собственных ядерных программ Саудовскую Аравию, Египет и других союзников США в арабском мире. «НРС заказывает исследования широкого круга проблем национальной безопасности, — заявил пресс-секретарь Директората национальной разведки Карл Кропф. — В настоящее время ведется несколько таких исследований. Однако я должен отказаться назвать людей и организации, которые проводят эти исследования, а также сферу их внимания»^[24]. Исследование последствий возникновения ядерного Ирана будет первым анализом НРС того, что может произойти, если провалится нынешняя иранская политика Буша, включающая финансовые санкции, военное маневрирование и дипломатическое принуждение. Вероятно, исследование повлияет и на предстоящую национальную разведывательную оценку ядерной программы Ирана, в которой, как ожидается, будет вновь проанализирован срок появления иранского ядерного оружия, составляющий 5-10 лет.

Но в каких целях и в чьих интересах планируется использовать результаты этой работы? Ведутся ли исследования такого уровня в других государствах, обладающих высоким научным потенциалом, например, в России? Достаточно ли будет только критики, когда только одна страна будет располагать четкой программой действий исключительно в своих интересах? Очевидно, такие исследования и научный политический анализ действий и оценок других стран с учетом их целей позволил бы разговаривать «на равных» на международном уровне и достигать компромисса при решении таких глобальных проблем, как ядерное распространение.

Распространение в целом и распространение ЯО на Большом Ближнем Востоке, в частности, не является ни бесконтрольным, ни неизбежным процессом. Средства, необходимые для снижения спроса на ядерные вооружения, по-прежнему существуют и эффективны при условии, что все заинтересованные страны будут конструктивно и своевременно использовать новые подходы к обеспечению международной безопасности.